Картина «Переход Суворова через Альпы» — изображает один из эпизодов швейцарского похода русской армии в конце XVIII века. Этому произведению, показанному в 1899 году на XXVII передвижной выставке, не повезло. Картину рассматривали как произведение батально-исторической живописи, не задумываясь над смыслом выбранного художником сюжета и над самостоятельной трактовкой, которые полностью находятся в русле демократических позиций суриковского творчества.
Однажды в доме Л. Толстого Суриков, в связи со своей картиной об альпийском походе Суворова, говорил о его «чудачествах, народном духе, о том, что из деятелей эпохи Екатерины народ помнит Суворова и Пугачева». В обоих этих столь различных героях Суриков видел проявление могучих сил и лучших черт характера русского народа. Работа над картиной о Суворове не была отклонением от суриковского пути, вслед за «Суворовым» он пишет «Разина» и работает над «Пугачевым».
Беспримерный героизм и подвиг русских солдат свершился в самых непривычных и крайне тяжелых условиях. Описывая в донесении Павлу I переход через Альпы, Суворов сообщал, что победоносное русское воинство, «прославившееся мужеством на суше и на морях, ознаменовывает теперь беспримерную неутомимость и неустрашимость и на новой войне, на громадах неприступных гор. На каждом шаге в сем царстве ужаса зияющие пропасти представляют отверстые и поглотить готовые гробы смерти, дремучие мрачные ночи, непрерывно ударяющие громы, льющиеся дожди и густой туман облаков при шумных водопадах с камнями с вершин низвергавшихся, умножает сей трепет. Много людей с лошадьми с величайшим стремлением летели в преисподние пучины, где многие убивалися, а многие спасались; никакое описание не способно к изображению сей картины во всем ее ужасе».
Однажды во время перехода через Альпы Суворов воскликнул: «Зачем я не живописец! Дайте мне Вернета и пусть он увековечит это мгновение нашей жизни».
Выполнить это желание суждено было Сурикову. Для него было ясно, что в картине огромную роль должен играть пейзаж и как место действия, совершенно непривычное для русского солдата, и как образ опасной и грозной природы, на каждом шагу грозящей смертью.
Верный своему реалистическому методу, Суриков едет в Швейцарию и там пишет этюды: горы, покрытые хмурыми облаками, почти отвесные обледенелые скалы, уходящие ввысь каменистые и заснеженные кручи. Суриков делится впечатлениями: «Льды, брат, страшной высоты. Потом вдруг слышно, как из пушки выпалит, что значит какая-нибудь глыба рассыпалась. Эхо бесконечное». «Я ездил в Альпы, зарисовывал с натуры места перехода. Какой ужас там. Не верится, чтобы даже Суворов мог перейти Альпы в этих местах. А все же перешел». Без правдивого изображения этого, по словам Суворова и Сурикова, царства ужаса картины не создать.
Но живопись ограничена в своих возможностях. Как на полотне в несколько квадратных метров, где фигуры солдат изображены в натуральную величину, дать почувствовать зрителю зияющие пропасти и головокружительную высоту гор, по которым провел Суворов свое войско, «двигаясь по таким местам, где никакая армия никогда не проходила»?
Сурикову пришлось решать необычные и сложнейшие композиционные задачи. Под влиянием швейцарских этюдов менялись эскизы композиции, и окончательно она приобрела вертикальный формат (4,95 X 3,73 м), столь неожиданный для батальных картин, и в том числе посвященных альпийскому походу Суворова.
Благодаря тому, что срезаны верхний и нижний края картины, создается впечатление, что вершина крутой горы уходит ввысь за облака, а обрывистый, обледенелый, отвесный склон низвергается в пропасть. К этому-то склону издалека но горным тропам продвигается колонна солдат. Передние ряды уже достигли края.
В картине сразу чувствуется, что движется именно армия, а не бредут разрозненные группки солдат, как на картине Коцебу «Переход Суворова через Панике», и армия, несмотря на невиданно тяжелый путь, движется походным строем, с развернутым знаменем, под барабанный бой. Солдаты бережно несут стволы пушек, впереди — пехотинцы мушкетерских и гренадерских полков, казаки, в задних рядах конные: офицеры и гусары.
Трудно сказать, какой именно переход в Альпах изобразил художник: через Сен-Готард, Росшток или Паникс; скорее всего, он создал изображение обобщенное, цель была в том, чтобы выразить моральный дух участников этой беспримерной эпопеи. В картине Сурикова война показана как подвиг народа, который выступает подлинным героем. Неотделим от проявляющих чудеса храбрости и стойкости простых русских солдат их любимец и вдохновитель Суворов, который до получения первого офицерского чина шесть лет провел в казармах солдатом и всегда разделял с солдатами все опасности и лишения военной жизни. Суворов, презиравший придворных угодников, веривший в талантливость, смелость и патриотизм русского народа, был близок и дорог Сурикову. «Это народный герой»,— писал художник брату.
На картине полководец как бы слился с солдатской массой. Одежда Суворова в точности такая же: темный мундир и треуголка, белые штаны, заправленные в сапоги, короткий синий плащ-епанча.
Суворов находится где-то сбоку, у верхнего угла картины. Он остановил коня на самом краю ледяной скалы. Зритель может отыскать фигуру полководца через устремленные на него взгляды солдат. Суриков нашел для Суворова то место, которое, по его мнению, выбрал бы сам полководец. Находясь здесь, Суворов видит всю растянувшуюся в горах колонну, а его могут видеть, подходя к ледяному спуску, все солдаты. Рядом с Суворовым казак, он пикой прощупывает, нет ли здесь занесенной снегом трещины, и напряженно всматривается вниз. Лошадь Суворова, прижав уши, испуганно поводит глазами и упирается, чувствуя близкую опасность. Суворов, натянув поводья, взмахом руки, держащей треуголку, призывает солдат вперед — штурмовать «преисподнюю пучину». При этом на его худощавом, энергичном лице светится улыбка, задорной шуткой он подбадривает солдат. «Подвиг под шутку полководца», — так однажды пояснил Суриков свою картину.
Некоторые офицеры упрекали Сурикова в том, что колонна движется не по уставу, что «у военных существуют определенные законы и положение при походах», на что Суриков ответил: «Так ведь все походы Суворова были не по уставу». В. Верещагин и Л. Толстой также высказывали упреки художнику: почему Суворов не спешился, зачем подъехал к краю пропасти и т. д.? Да потому, что Суворов знал, что его личное бесстрашие служит лучшим примером для солдат, он и место выбрал на самом краю скалы потому, что хотел именно здесь в решающий момент воодушевить своих чудо-богатырей. Поступая так, гениальный полководец показал себя великим психологом народных масс, он, как сказал поэт-партизан Денис Давыдов, «положил руку на сердце русского солдата и изучил его биение».
И полководец Суворов, и живописец Суриков никогда не смотрели на народ как на безликую массу. В «Стрельцах», «Морозовой», «Ермаке», «Суворове» народ составляют яркие индивидуальности, неповторимость каждого персонажа выражена во всем, вплоть до одежды. В «Переходе Суворова через Альпы» художника ждала новая трудность — однообразие военной униформы. Суриков тщательно изучил обмундирование разных полков того времени и умело отметил их различие, передав сочетанием немногих фигур образ целой армии. А создавая индивидуальные образы, художник так мудро использует различия в возрасте, характерах, поступках и психологическом состоянии, что зритель по лицам читает биографию каждого солдата. Вспоминая о своей картине, Суриков сказал: «Главное у меня в картине — движение. Храбрость беззаветная». Действительно, здесь психология каждого персонажа раскрывается в композиции, построенной на движении, которое происходит по вертикали: медленно подходит колонна к обрывистому склону, затем — начало скольжения и постепенно все возрастающая скорость. «Верхние тихо едут, средние поскорее, а нижние совсем летят вниз,— рассказывал художник. — Эту гамму выискать надо было. Около Интерлакена сам по снегу скатывался с гор, проверял. Сперва тихо едешь, под ногами снег кучами сгребается. Потом — прямо летишь, дух перехватывает». В зависимости от этого физического движения колонны проявляются характеры и переживания каждого солдата.
Вот к Суворову приближается барабанщик. Трудно ему на скользком склоне с тяжелым барабаном, и солдат идет, сильно откинувшись назад, зажав в руке палочки, — значит, и на марше в горах он, как положено в суворовской «Науке побеждать», отбивает колена «дробь-палки-дробь» — признак порядка и дисциплины управляемого войска. Барабанщик серьезен, он правофланговый, шагает прямо, лишь скосив глаза на Суворова, всем своим видом он показывает, что сохраняет выправку и в походе. Замечательно его честное, открытое лицо, выражающее отвагу и высокое чувство воинского долга: барабанщик и во время сражений, под пулями, свято выполнял свою работу, звуки барабана вливали бодрость в сердца солдат, доносили сигналы команды. Суриков придавал этому образу большое значение, о чем свидетельствует изумительный по живописной тонкости этюд с натуры, к которому можно отнести слова художника: «Вон пишут на снегу силуэтами... А на снегу все пропитано светом. Все в рефлексах лиловых и розовых».
Сосед барабанщика — пожилой гренадер с суровым обветренным лицом; он проходит дальше от Суворова и с напряженным вниманием старается лучше разглядеть и услышать полководца. Впереди идут два молодых солдата, они как раз поравнялись с Суворовым, испытывают силу его прямого воздействия, услышали его шутку и отвечают на нее веселой улыбкой. У мушкетера треуголка сдвинута на затылок, на славном, открытом лице восхищение, радостная уверенность и русская удаль. Забыв усталость, рассмеялся, сверкнув глазами, и его сосед, черноусый гренадер. В этих двух образах — оптимистическая нота всей картины, недаром вокруг них сосредоточены самые светлые краски: рефлекс медной гренадерки, отблеск медной пушки, белые лямки ранца, светло-желтый барабан; роль всех этих цветовых акцентов в картине подобна лучу солнца в пасмурном пейзаже. Дальше начинается самое опасное — спуск. Один пехотинец присел и снимает штык, остальные этого не делают: может быть, внизу, в долине, они с ходу вступят прямо в битву с противником. Другой солдат с артиллерийскими нашивками, упираясь в снег, на веревках спускает ствол пушки. Между этими двумя фигурами самый впечатляющий образ — седой, испытанный в боях ветеран суворовских походов, храбрость его отмечена медалью и «Георгием». Прижимая к себе ружье, он с ужасом смотрит в разверзшуюся перед ним пропасть. Суриков говорит об этом воине: «Содрогнулся он, страшно. Крестится и бросается в пропасть». Перед седым героем два солдата составляют разительный контраст друг с другом. Один, нагнувшись вперед, уже начал скользить, под ногами у него сгрудились комья снега, а на лице отражается сильнейшая борьба, воля преодолевает страх. Другой солдат сидит неподвижно на снегу, оцепенев от страха, и, чтобы не видеть глубины бездны, закрыл лицо плащом; мучительные складки на лбу выдают его переживания. Внизу, на первом плане, схватившись обеими руками за треуголку, — солдат, который уже мчится вниз, набирая скорость. «Долго бился я над этим солдатом, — говорит Суриков. — Никак не летит в пропасть, а когда я поднял неестественно его локти вверх — полетел. Иногда приходится утрировать, чтобы добиться нужного эффекта».
Картина Сурикова, смелая по композиции, создает впечатление, что на зрителя обрушивается лавиной скатывающееся с ледяной кручи войско. Таков замысел и точный расчет композиции, ракурсов и положения фигур на холсте. Картину Суриков писал в очень высоком зале Исторического музея, где на нее можно было смотреть так, что взгляд зрителя приходился на нижний край картины, и стремительно летящего суворовца зрители видели снизу. Он потому и написан Суриковым несколько больше натуральной величины, что рассчитан на восприятие с некоторого расстояния. Только при этом условии достигается чудесный эффект, найденный новаторской композицией художника. Однако для этого потребовалось сильно вытянуть по вертикали формат холста, в силу чего зрителям приходится наблюдать солдат, находящихся на верху скалы, а также самого Суворова с большого расстояния, не позволяющего рассмотреть как следует выражение лиц, превосходно отражающих беззаветную смелость, патриотизм, внутренний, духовный мир героев, чем всегда так сильно искусство Сурикова.